Мамины руки

В этот день мамы нет уже 19 лет. Я часто вспоминаю мамины руки, которыми она всю жизнь что-то делала.

Копалась на грядках в огороде, доила корову, кормила свиней, курей… В колхозе одно время она работала дояркой – надо было выдаивать руками 25 коров. И в поле отработать трудодни. Каждый день она топила дровами печь и готовила еду. В послевоенные годы серпом жала с бабами в поле жито, выбирала лён, из которого готовилась куделя, потом сучились нитки, и на кроснах ткались полотна. Натуральное хозяйство. Всё для жизни делали мамины руки.

Почти каждое утро на столе её руки сооружали стопку блинов, сковороду с пожаренными шкварками сала и глазуньей, подавался молочный суп. Этот молочный суп имел у нас некий особый статус, подобный освящённой в церкви воде. Это оттого, что после войны и страшного голода в 1946-м, корова в домашнем хозяйстве была спасением.

В крестьянской семье был некий мистический культ коровы – своего рода тотем. Она появилась у нас в 1947-м - её мама сама купила и привела пешком зимой аж из города Лиды в Западной Беларуси. За сотни километров! Ума не приложу, как это ей удалось. И вот такой молочный суп у нас тогда называли «забелёный» - он готовился на воде и потом «забеливался» молоком. Молока было мало, потому что его надо было «сдавать» государству – 350 литров в год. Без «сдачи» молока корову держать Сталин не разрешал.

На ладонях мамины руки блестели, как клеёнка – заполированные работой. На сгибах пальцев часто были почерневшие трещины – от земли, от постоянной прополки травы, от воды… Такие же отполированные её руками были и деревянные ручки вил, которыми мама каждое утро сажала чугуны в печь. Они стояли в углу возле загнета печи.

Однажды, когда её уже не стало, я приехал в отпуск и сразу, уже вечером, взял у сестры ключи и пошел проведать «свой», пустой уже дом. Замок в сенцы открыл с трудом, дверь перекошена, в пустой тёмной комнате лицо цепляет свисающую с потолка паутину… И печь, кирпичная печь, на которой, всегда тёплой, я вырос, которую мамины руки обхаживали как сердцевину и исток домашней жизни, - эта печь была ужасно холодной! Я полез искать в печурке спички и задел руками те самые отполированные мамиными руками вилы. Эти деревянные «вилошники» стукнулись между собой, и этот звук, такой знакомый с раннего детства, вдруг так неожиданно взорвал меня, как трагическая симфония, и так потряс, что я стоял в темной комнате и плакал в голос…

На этой фотографии мамины руки тоже в движении. С внуком, моим сыном…

Nikolay Kozyrev