Когда интервьюируешь собрата-журналиста, да еще коллегу по работе, то испытываешь некоторую неловкость. Ну, это как показывать фокусы другому фокуснику. Но тут обстоятельства таковы, что это не кажется чем-то странным.
Отвечая на вопросы, Роман то саркастичен, то мудр; где-то зол, где-то добр. И когда появляется возможность – остроумен. То есть, чувствуется, что человек с удовольствием вернулся к привычному делу. Просто так уж вышло, что он временно оказался по другую сторону линии интервьюер-интервьюируемый...
Вопросы для интервью я отдал адвокату. Обратно получил листы, исписанные его же почти чертежным, легко читаемым почерком. И юридическая приписка «Со слов записал Марк Фейгин». Что еще любопытно, Роман так отвечает на громоздкие длинные вопросы, естественные при подобных заочных интервью, что их потом удобно делить на более дробный, подробный разговор. Ну, будто мы сидим рядом и разговариваем под диктофон. Спасибо, коллега!
- Вы уже почти год находитесь под заключением. Какой день из этого времени запомнился больше всего?
- Хорошо помню утро первого октября прошлого года, которое встретил в ИВС (изолятор временного содержания, - ред.) №1 ГУ МВД города Москвы. Вынужденно ночевал в этом полицейском изоляторе, попав в него в три часа утра. Несмотря на храп соседей, от избытка впечатлений мгновенно провалился в сон без видений. Пробуждение было молниеносным – ровно в шесть под мелодию гимна СССР. Хор на полной громкости запел куплет о России. С первыми звуками пришла мысль: «Вот оно – дно». Спустя год грешу сдержанным оптимизмом. Научился верить в то, что все пройдет, наступит день Д, дверь откроется и я сделаю шаг наружу...
- Как вам удается (не удается) отметить в Лефортово семейные праздники, Рождество, Пасху, День независимости Украины?
- Личные, семейные, национальные или религиозные праздники отмечать здесь не принято. Голова не занята заботами о подготовке праздничного стола, списками покупок, составлением меню, рецептами десертами, винной картой, рассадкой приглашенных и незваных гостей. Хотя за стаканчиком сока и составлением телеграмм (уходящих с огромным опозданием) дни рождения родных и другие праздники, конечно, вспоминал. Замечу, что несколько раз патриарх (в миру Гундяев) поздравлял арестантов набором из тетрадей, ручки, пары носков и шоколадки «Алёнушка» с церковными праздниками.
- Почему вы из иностранных языков выбрали французский, а не всемирный язык общения английский?
- Выбирать иностранный язык не пришлось. За меня это сделала классный руководитель – согласно списку класса. Одноклассники с нечетными номерами взялись за английский алфавит, а четным достался французский. Всемирный, английский язык сел учить позже, в зрелом возрасте.
- Кто из французской литературы, классической, современной, вам более всего интересен?
- Вспоминая вещи французского литературного наследия, особо отмечаю Виктора Гюго и Эмиля Золя. Планирую прочесть тайные воспоминания личного камердинера Наполеона Первого – Констана Вери. Занимательное чтиво.
- В заключении вы сделали впечатляющие рисунки Парижа и Женевы, причем в необычной, «тюремной» технике (шариковая ручка плюс луковая шелуха).
- Выбирать техники рисунка пришлось не долго. В заключении запрещены краски, фломастеры, пастель, цветные карандаши и ластик. Из дозволенного – лишь шариковая ручка черного, синего цветов, простой карандаш. Править грифельные наброски (стирать) пришлось с помощью обуви на резиновой подошве. Луковая шелуха – изобретение собственное (задумался о патенте). Оно навеяно воспоминаниями детства. Таким образом с бабушкой меняли цвет пасхальных яиц.
- Продолжите ли эту серию, какие города еще будут?
- Серия городских пейзажей продолжается. В дороге к вам – Сен-Мало, Перуджа, Чикаго и Парма. На очереди – Лиссабон. День, когда вы увидите работы, зависит от Роспочты и цензуры. Сен-Мало отдал для отправки в мае.
- Есть ли у Вас любимые художники? Какие? Почему?
- Любимцев среди живописцев у меня много. В юности обожал и копировал короля сюрреализма Сальвадора Дали. Несколько работ подарил друзьям, одну выполнил на заказ... Трепет вызывают шедевры французских импрессионистов. Работы Моне, Мане, Гогена, Синьяка, Ренуара, Тулуз-Лотрека восхищают. Имел шанс лицезреть оригиналы в Музее Орсэ, рядом с нашим бюро в Париже. Гюстав Курбе загипнотизировал. Посещал музей-усадьбу, сад Клода Моне в Живерни. Мой друг – француз, бывший одессит, коллекционер Марк Ивасилевич открыл мне одного из создателей так называемой «лианозовской школы» Оскара Рабина. Из современников обожаю работы соотечественников – Сергея Вильгановского и Дмитрия Севрюкова. Все они отличаются техникой, выразительной манерой, палитрой, образами и сюжетами. Их работы привлекают магнетизмом, энергетикой; жизни – яркостью и драматизмом. А вообще, наша земля богата талантами. Восхищаюсь творчеством основоположницы украинского примитивизма Марии Примаченко, отдельными работами нашего земляка Андрея Ворхолы, известного как Эндрю Уорхол, фотографией Васильева.
- Вы человек украинской культуры. О чьем творчестве из деятелей украинского искусства сейчас вспоминается чаще всего – из какой сферы (литература, живопись, кино, театр, архитектура, музыка), классиков, современников?
- По-новому в заключении открыл Франко. Скучаю по «Энеиде» Котляревского. Своим музыкальным и сольным мастерством пленяли дирижер Кирилл Карабиц, певцы Владимир Емец и погибший Василий Слипак. Безусловные авторитеты театральных подмостков – Анатолий Хостикоев, Богда Бенюк и сестры Сумские. Пластикой поразил «украинский Микеланджело» – Иоанн Пинзель. Его скульптуры впервые в истории Украины экспонировались в Лувре.
- С кем бы из деятелей украинской культуры, искусства хотелось бы сделать интервью, какой бы вопрос задали?
- С удовольствием взял бы интервью у Котляревского. Спросил бы: каким женщинам и винам отдавал предпочтение автор, создавая гениальный эпический шедевр.
- Когда вы сказали о популярности в СИЗО культового романа Грегори Робертса «Шантарам», писатель прокомментировал ваши слова. Можете чуть подробнее рассказать о триумфе этой книги в тюрьме?
- Популярность «Шантарам» тут переоценить сложно. Мне книгу нахваливал первый сосед, проживший в Лефортово год, изучая литературные предпочтения, Я поначалу отнесся скептически. А за книгой стояла очередь. Но мне ее передал друг – совпадение. Читать не торопился. Толстая. Интерес вырос после неудачной попытки отправить ее домой бандеролью, предпринятой моим следующим соседом... Мне кажется, книга пленяет читателей яркостью изложения, искренностью, правдивостью прожитого, глубиной и одновременно наивной простотой философских размышлений, банальных истин и чувств. Зацепили строки о тех, кто определяет мировую политику, развязывает войны. Сентенции Робертса сегодня актуальны, как никогда. Прислушался к совету автора: единственная победа, которую ты можешь одержать в тюрьме – это выжить. Не просто продлить свою жизнь, но и сохранить силу духа, волю и сердце. Отдельный респект Григорию за тайну шляпы Борсалино (итальянская фирма, выпускающая шляпы с середины XIX века, – ред.).
- Может, вы хотели бы что-то еще сказать писателю, о чем-то спросить у него?
- Если сможете, передайте ему, что он не просто писал о том, что знал, а знал, о чем пишет. Браво!
- Вы заявили о себе как о верующем христианине, прихожанине УПЦ КП? Есть ли у вас какие-то самые памятные строки в Библии, Евангелии?
- Отношения с Богом считаю делом интимным. В отдельные моменты бытия прошу сил перенести утомление наступающего дня и события в его течении, в минуты отчаяния – руководства воле и обучения вере, надежде, терпению, прощению и любви.
- Умеете ли вы, как учит этому христианство, прощать?
- Думаю, если бы человечество не умело прощать, оно бы быстро истребило себя в беспрерывной вендетте. Умение прощать – дар. Без него не было бы истории, искусства и любви. Многие исторические события, шедевры искусства, акты любви – в каком-то смысле, призывы простить. Мы живем, ибо умеем любить, а любим, потому что умеем прощать.
- Вы журналист, вынужденно лишенный любимой профессии. Какие вопросы могли бы задать себе сами?
- Думаю, что журналист Сущенко спросил бы у политзаключенного Сущенко о разговоре с самим собой... Нет ли в этом признаков шизофрении? Отвечаю. Специалисты института Сербского считают второго вполне вменяемым (для подследственных полагается психолого-психиатрическая экспертиза, – ред.).