Белорусский драматург Андрей Курейчик на фестивале «Мельпомена Таврии» третий год подряд знакомит со своим исследованием внутренних обид трех народов.
Первая часть трилогии, «Обиженные. Россия», вылилась в спектакль, который вошел в репертуар нашего театра, вторая часть, «Обиженные. Украина», пока так и не получила сценического воплощения в Херсоне, хотя на прошлогоднем фестивале была представлена. Пьеса «Обиженные. Беларусь», которая завершает трилогию, была закончена за несколько дней до фестиваля буквально по горячим следам и заставила плакать многих, кто пришел на читку. Материал написан на основе последних событий в стране и базируется на фактах, словах очевидцев, материалах из соцсетей. В скором времени херсонцы смогут увидеть и полноценный спектакль в постановке Сергея Павлюка — премьера планируется на конец сентября.
«Мне кажется, в истории каждой страны есть момент, когда невозможно быть равнодушным, вы это переживали, теперь переживаем мы, и иногда методами искусства просто пытаемся рассказать о трагедии. Цена вопроса — жизни людей, свобода людей, страдания людей в Беларуси», - говорит драматург и признается, что для него эта часть трилогии самая болезненная. Об этой боли, о взгляде на события в Беларуси изнутри и шел разговор с белорусским драматургом Андреем Курейчиком.
- События в Беларуси как-то повлияли на ваш взгляд на события в Украине?
- Я приезжал, я все время работал с украинскими театрами, 13 лет подряд езжу на «Мельпомену», и в Киеве бываю каждый год по нескольку раз, поэтому у меня взгляд был, один, и он остается и по отношению и к Беларуси, и к Украине, и ко всем другим странам. Да, иногда мы ошибаемся в выборе нашей власти, и потом не знаем, что с этим делать. Некоторые люди слишком любят власть и настолько к ней прикипают, что потом перестают кого бы то ни было слушать. Украинцы не дали таким властолюбивым людям остаться у власти слишком долго — настолько, чтобы это приобрело характер того, что сейчас происходит в Беларуси. Президент Лукашенко очевидно проиграл выборы — это все знают и видят — и теперь, как сказала наш нобелевский лауреат Светлана Алексиевич, «один человек терроризирует народ». Мы как люди искусства пытаемся на это реагировать — через пьесы, через песни, своим участием в протесте. У меня вызывает чувство глубокой боли то количество насилия, которое сейчас происходит в Беларуси — невероятное, беспрецедентное. «Обиженные. Беларусь» - это ответ на ту боль, которую я лично испытываю.
Фото Херсонского областного академического музыкально-драматического театр им. Н. Кулиша
- С написанием последней части вы как подгадали под события...
- Никто не знал еще месяц назад, что так будет, и вообще, что будет — настолько быстро развиваются сейчас события в нашей стране. Я хотел написать про какие-то скрытые, глубинные обиды, если мы говорим об обидах людей. А тут оно все как-то вышло наружу. То, о чем не принято было говорить у белорусов, например, о власти, о политике, — сейчас на слуху, за этот месяц страна абсолютно политизирована, все пытаются говорить правду как умеют. Но обиды и травмы остались те же.
- Вы предлагаете какие-то варианты выхода из ситуации?
- Мы, деятели культуры прежде всего, во главе с Алексиевич, создали координационный совет, чтобы организовать диалог между двумя полюсами — между Лукашенко, который не хочет уходить с поста Президента, и между Светланой Тихановской, которая выиграла эти выборы. Мы хотели вести диалог, чтобы не пулями и гранатами решалась проблема, чтобы стороны к чему-то пришли. Вместо этого на нас начались гонения, репрессии, несколько человек арестовали, из последних — это Мария Колесникова, которая на границе попыталась не допустить своей депортации, порвала паспорт, а в ответ ее просто арестовали. Но мы пытаемся, мы верим, что Беларусь — это страна очень мирная, и всегда старались какими-то мирными средствами разрешить проблемы. И белорусы точно не погромщики, не бандиты, не занимаются эскалацией насилия — это насилие идет, к сожалению, от тех людей, которые вообще должны нас защищать.
- А вы действительно верите, что возможен такой диалог?
- Я знаю, что во власти есть и нормальные люди, просто конкретно Лукашенко боится, что его посадят за все то, что в стране происходило, он держится за власть. Но если диалога не будет, это будет худший вариант для них всех. Это приведет к тому, что народ их сметет и вспомнит все преступления, которые они творили. Внутри страны настолько болит эта рана, белорусы настолько устали жить под этими плетьми, что они просто хотят глотнуть воздуха, потому что они уже задохнулись в этой «колхозной» системе, которую он (Лукашенко) построил напоказ извне, а внутри она оказалась абсолютно гнилой и нежизнеспособной. Поэтому белорусы думают сейчас о том, как завершить насилие, бесконечное насилие, которое творится в Минске.
- «Глоток воздуха», но экономисты утверждают, что кто бы ни пришел во власть, будет плохо. Достаточно ли белорусам «глотка воздуха» или же они захотят вернуться назад?
- Нет, назад они не захотят, потому что «назад» было нехорошо.
- Но в Украине многим Беларусь представлялась воплощением рая на земле.
- Да, я понимаю, это внешнеполитическая картинка, всю эту мифологию, которую довольно искусно создавали, я хорошо слышу. В Беларуси же нет ни одного независимого телеканала. Ни одного. Все каналы государственные, пропагандистские. У нас нет ни одной радиостанции независимой. Очень удобно было создавать миф, потому что по этим каналам, как и в советское время, с утра до вечера показывали довольных доярок, счастливых пенсионеров, которые на самом деле получают три копейки, а, как актеры, прекрасно показывали: мы любим президента и можем купить черную икру. Это все пропаганда, и она такими волнами распространилась, и в Украине идет канал «Беларусь 24» — пропагандистский канал для внешнего пользования. Когда нет альтернативных точек зрения и способов донести правду, естественно, казалось, что система такая. В последние годы, когда появился интернет, и люди отстроили хоть какую-то возможность альтернативно рассказывать, что происходит, выяснилось, что это все — ширма.
- Ваши герои говорят на русском — потому что белорусского языка в Беларуси фактически нет?
Есть в пьесе белорусские слова, но я не писал много, потому что понимал - презентовать будут артисты, которые не знают языка. Но белорусского языка в стране действительно мало, его мало потому, что Лукашенко уничтожил самое важное для развития языка — систему образования. Когда я учился, в начале 1990-х, мы имели каждый день уроки белорусского языка в школе. Каждый день - язык или литература. Сейчас это во многих школах факультатив, и дети язык не учат. Где-то с 1997-98 белорусский язык начали убирать из образования, соответственно, нынешнее поколение белорусов плохо знает белорусский язык — его знают литераторы, интеллигенция, театралы, кинематографисты, довольно много знает преподавателей, но дети знают плохо.
- Будет ли пьеса поставлена в Беларуси?
- Сейчас это невозможно. Очень жесткая цензура на телевидении, в театре, везде. Но надеюсь, что революция победит, и мы первым делом ее поставим в Беларуси. А сейчас свободная украинская сцена дала такую возможность, первая постановка будет здесь, в Херсоне, есть уже договоренности в Польше, Великобритании, в Америке в России.
- Кстати, какова реакция на происходящее ваших коллег из России?
- Абсолютное большинство поддерживает, потому что они понимают, что следующим шагом вся эта проблематика возникнет у них. А в России это может быть еще большее насилие и большее противостояние.
- Сейчас Светлану Алексиевич охраняют послы. Планируете ли Вы возвращаться в Беларусь или останетесь вне ее пределов?
- Я не знаю. Про самое ближайшее будущее: у меня есть еще дела творческие в Киеве, и я вернусь еще в Херсон на премьеру, я считаю, что это очень важно. И, может быть, будет попытка запустить этот спектакль с гастролями в Европу, в мир. Дальше будем смотреть. Я очень хочу вернуться, потому что у меня дети там, я очень скучаю. На фестиваль-то я приезжаю всегда, в этот раз приехал чуть-чуть раньше. Мы с Сергеем Павлюком договорились, что будет такая пьеса, я ее дописывал, мы ее обсуждали, были репетиции, до этого на ГогольФесте показали фрагмент. Творческий процесс был договорен давно. Но вот что будет после фестиваля — пока не могу сказать.