Интервью с Мариной Усмановой, одной из основательниц общественной организации “Иная”, которая борется за права женщин и ЛГБТ* людей.
Чем занимается ваша организация?
Наша деятельность — это естественная реакция на бессмысленные запреты. Это попытки побороть эту систему. Я лично не могу не бороться. Как я могу не бороться, если у меня родился ребенок в однополом союзе и права эти никак не могут быть учтены? Если у меня были партнерские роды с женщиной, а медсестра обрабатывала швы после родов всем, кроме меня?
Смотри, если ты просто живешь с человеком (неважно почему, у вас платоническая любовь, вы заядлые шахматисты или просто сексом занимаетесь), то для государства ваша ячейка общества не существует. И это значит, что если он завтра попадет в реанимацию, то тебя к нему не пустят — ты для него чужой человек. Или если твой партнер завтра умрет, то тебе не выдадут его тело.
В Херсонской области была история, когда две женщины-лесбиянки растили ребенка больше десяти лет, с младенчества, и его биологическая мать умерла. Во-первых, ребенка сразу же поместили в приют, потому, что мать — единственный официальный родственник. Во-вторых, находится какая-то там тётя третьего колена в глухом селе, и это третье колено имеет право забрать ребенка. А социальная мать, которая растила его больше десяти лет, — нет.
Кстати, из-за всех этих причин мы проводим наши марши равенства — если мы не будем говорить о наших проблемах, то кто нас услышит?
И таких вопросов — масса. Алименты, развод, наследство… Вот еще, прожил ты с человеком в одном доме, у вас совместные финансы и собственность, а официально вы ничего не можете узаконить.
Как это урегулировать?
Элементарно, через обычный брак или через принятие закона «о партнерстве». Какие-то публичные дискуссии на эту тему были, но у нас настолько гомофобное общество, что законопроект даже не выдвигают на рассмотрение. Но при этом, игнорируя проблему, невозможно её решить. Гомосексуальные люди — они есть. Они живут в однополых партнерствах, рожают детей, покупают машины. И их не станет больше или меньше оттого, что их партнерства можно будет легализовать. Это даже не называют браком, чтобы никто особо не расстраивался. А дети больше страдают от родителей-алкоголиков, чем от обеспеченной пары гомосексуалистов.
Меня воспитывали гетеросексуальные люди — не помогло (смеется). И дети не становятся гомосексуальными оттого, что их воспитывают в однополой семье. Они не повторяют за родителями, потому что иначе вообще бы не было гомосексуальных людей — откуда им тогда браться?
Как появилась ваша организация?
Изначально мы собирались, чтобы делать какие-то творческие проекты вместе. Занимались боди-артом, театром, всем подряд. А четыре года назад я основала феминистский журнал, который назывался «Иная». В нем было много статей на феминистскую, лесбийскую тематику, статьи трансгендерных людей. Это был первый подобный журнал в Украине. Для его выпуска нам пришлось как-то легализоваться, так мы и создали общественную организацию «Иная». А журнал пока выходит только в онлайн-версии.
А сколько сейчас людей входит в организацию?
Девять. Организация состоит из женщин и трансгендерных людей. У нас есть люди, которые не мужчины, не трансгендерные мужчины и не идентифицируют себя как женщины.
Мы феминистическая организация. И с этой точки зрения все наши участницы и участники —феминисты и феминистки. Все эти люди с опытом гендерного угнетения. Это люди, которые знают, почему бывает страшно идти по темной улице, «а вдруг тебя изнасилуют», знают, почему не берут на работу, «а вдруг ты завтра замуж выйдешь и забеременеешь» и т.д. И которые хотят менять эту ситуацию, ведь независимо от своего пола или гендерной идентичности каждый человек имеет разные потребности, способности, желания. И это не плохо. Если женщина не хочет варить борщ, а хочет быть капитаном дальнего плавания, то это не плохо. Если мужчина не хочет быть капитаном, а хочет быть воспитателем в детском саду — то он тоже должен иметь на это право.
В чем заключается ваша работа?
Мы активно участвуем с другими херсонскими общественными организациями в адвокационной кампании по созданию Кризисного центра для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Например, некоторые херсонские депутаты сомневаются в его необходимости и сразу заявляют: а мужчинам тоже нужен кризисный центр, мужчин тоже бьют. Очень смешно.
Эта самая большая и принесшая больше всего пользы адвокационная кампания. Пока что горсовет принял решение о том, что такой центр будет, но дальнейшее развитие процесса тормозит. А мне периодически звонят незнакомые женщины и спрашивают: «у меня трое детей, меня дома убивают, куда я могу пойти?». И я им ничего не могу ответить. Даю контакты номеров областных или городских социальных служб, хоть там помогут.
Еще мы проводим образовательную работу, просто рассказываем о правах человека. Человека, в независимости от гендера или пола.
То есть, вы занимаетесь правами человека в общем, а если конкретно – то правами женщин и сексуальных меньшинств?
Нет, не используй этот оборот «сексуальные меньшинcтва». На самом деле, никто так и не знает, кто такие эти «меньшинства», а кто — «большинства». Вот ты уверен, что твои сексуальные практики или предпочтения разделяет большинство? Вообще, по статистике, абсолютные гомо- и гетеросексуальные люди находятся в меньшинстве в разных частях шкалы.
Мы – феминистическая организация, включающая ЛГБТ повестку. Почему я считаю, что это связано? Ну, например, почему бьют гетероксуального мужчину с криками «п***с»? Потому, что у него длинные волосы и серьга в ухе. Потому, что он чем-то отличается от нормативного образа мужчины, носителя гегемонного образа маскулинности. Отличается в сторону экспрессии, которая считается в нашем обществе женской. Поэтому, вещи которые направлены на права женщин, интересны не только феминистическим организациям. Ведь женщины – это половина населения планеты.
А женское – считается негативным?
Да. Опять-таки, если женщине говорят: «ты настоящий пацан», то её хвалят. А если мужчине скажут «ты как девочка», то его - сто процентов - не хвалят. Фактически, корни гомофобии я вижу в мизогинии (ненависти к женщине). Мужчину гея бьют, поскольку он позволяет себе вещи, которые считываются как женские, женщину лесбиянку травят за то, что она позволяет себе что-то условно мужское. Трансгендерных людей вообще за это убивают.
И как эту ситуацию менять в нашей стране?
Образовательными программами, законодательными изменениями. Например, у нас есть такое понятие, как «преступление на почве ненависти»: религиозной, этнической, расовой. Убили еврея потому, что он еврей. Убили чернокожего потому, что он чернокожий. На почве гомофобии в Украине таких преступлений масса совершается, но разжигание ненависти на почве гомофобии в законодательстве не прописано.
Это важно, ведь если тебя побили просто так — то это хулиганство. А если тебя выследили и побили, потому, что ты держишься со своим партнером за руку или выходишь из гей-клуба, то это преступление на почве ненависти. И оно должно караться более серьезно. А на самом деле, у нас есть прецеденты, когда все это остается безнаказанным, даже если доходит до суда.
При этом же нужно собрать доказательства для признания, что это преступление на почве гомосексуализма …
Нет, не говори так, правильно — «гомосексуальности». А знаешь, в чем разница? Был такой диагноз до 60-х годов гомосексуализм. Были условно «нормальные» ориентации: гетеросексуальность, бисексуальность и «болезнь» — гомосексуализм. Диагноз давно отменили, и в современном мире есть здоровые варианты ориентации человека: гетеросексуальность, бисексуальность и гомосексуальность.
А преступления на почве гомофобии, да, очень сложно доказать. Для этого нужно сделать камин-аут, то есть, открыто признать: я гей, я выходил из гей-клуба и поэтому меня побили. И ты рискуешь, что об этом узнают твое начальство, твои родители, твои соседи и побьют еще не раз.
Есть конечно люди, которые добиваются изменений в законодательстве, в том числе и мы. А есть люди, которые всеми силами держат скрепы, чтобы поправки не вносили.
*ЛГБТ - расшифровывается как лесбиянки, геи, бисексуалы, транссексуалы.