В начале XVI века Никколо Макиавелли сравнивал коррупцию с опасной болезнью. В ту же эпоху европейские врачи полагали, что чуму вызывают ядовитые миазмы, порождаемые испарением болот или пагубным влиянием планеты Сатурн.
С тех пор наши представления о микробиологии и медицине шагнули далеко вперед. Но, к сожалению, нельзя сказать того же о нашем понимании сложных общественных процессов.
Когда речь заходит о социальных проблемах, мы бываем чрезвычайно наивными и поверхностными – например, не осознаем разницу между самим заболеванием и его симптомами.
Подобно итальянскому мыслителю эпохи Ренессанса, украинское общество считает коррупцию болезнью. Смертельно опасной болезнью, которую нужно излечить любыми средствами, вплоть до массовых расстрелов. Коррупция видится главной отечественной проблемой и корнем всех бед; профессиональные антикоррупционеры стали подлинными героями нашего времени, и антикорруционная риторика уже превращается в орудие внутривластных разборок.
Что ж, предположим, подобная оценка коррупции верна. В таком случае использование служебного положения в корыстных целях должно всегда и везде приносить вред. Однако мировая практика знает и немало противоположных примеров.
В 1940-х комендант Освенцима Рудольф Хесс сетовал на "проклятое еврейское золото", заставлявшее его подчиненных "забывать о партийной этике". Будь все сотрудники СС и полиции честными и неподкупными, число погибших в годы Холокоста было бы еще больше. Но на практике множеству людей удалось спастись именно потому, что рядовые исполнители нередко пренебрегали служебным долгом ради личной наживы. И все подвиги Оскара Шиндлера или Рауля Валленберга оказались возможны лишь благодаря коррупции.
В 1990-х по указанию правительства в КНДР были организованы так называемые "группы по искоренению антисоциалистической деятельности". Их задачей было пресечение любых коммерческих операций. Группы активно патрулировали зарождавшиеся северокорейские рынки, но своих функций не выполняли: контролерам тоже хотелось кушать, и частные торговцы легко откупались от них взятками. Из-за повальной коррупции план властей рухнул, и задушить стихийные рыночные механизмы, спасавшие миллионы людей от голодной смерти, не удалось.
Что роднит эти примеры с современной украинской коррупцией, которая обычно ассоциируется у нас не со спасением, а с разрушением страны? Сходство в том, что во всех случаях коррупция – не болезнь, а только симптом, сигнализирующий о болезни. Внешнее проявление некоего глубокого и по-настоящему серьезного недуга.
Нечистоплотные чины СС, готовые отпустить еврея за крупную взятку, были симптомом. Болезнью была нацистская государственная доктрина, обрекавшая на смерть миллионы невинных людей и побуждавшая обходить бесчеловечные законы с помощью золота и бриллиантов.
Члены северокорейских "групп по искоренению антисоциалистической деятельности", пренебрегавшие своими обязанностями за мзду, были симптомом. Болезнью была – и отчасти остается – абсурдная система государственных запретов, поставившая частную коммерческую деятельность в КНДР вне закона.
Украинская коррупция, процветающая на всех уровнях, – тоже симптом. Такой же симптом, как теневая экономика, поголовное уклонение от уплаты налогов или вездесущая контрабанда. Симптом экономической несвободы, чрезмерного административного прессинга, ущербной законодательной базы, неадекватного распределения властных полномочий и других тяжелых болезней.
Одни из этих недугов были унаследованы Украиной от УССР, другие приобретены уже в годы независимости. Но, как бы то ни было, именно они являются причиной, а возмущающая украинцев коррупция – следствием.
Если наши государственные мужи богатеют с небывалой легкостью, значит, в руках госаппарата сосредоточено непомерно много экономических рычагов.
Если миллионный рынок можно полностью перекроить, подмазав высокопоставленного чиновника, значит, чиновнику предоставлен объем полномочий, которого в идеале быть не должно.
Если попытки претворить в жизнь очередную государственную хотелку оборачиваются лишь обогащением рядовых исполнителей, то проблема не в исполнителях, а в спущенной сверху хотелке.
Если мелкому предпринимателю намного проще и дешевле решить вопрос коррупционным, а не законным путем, это свидетельствует о колоссальном разрыве между законодательной базой и реальной действительностью.
Оценивать масштабы отечественной коррупции и вскрывать коррупционные схемы чрезвычайно важно – как важно вовремя распознавать симптомы опасного заболевания. Но ни в коем случае не стоит забывать, что за этими симптомами скрывается нечто большее.
Наша бедность и отсталость порождены не коррупцией, а теми же системными пороками, которые провоцируют расцвет коррупции.
"Прогнать коррупционеров", "посадить взяточников", "рубить руки ворующим у армии" – все эти рецепты, импонирующие обывателю и охотно озвучиваемые украинскими политиками, сводятся к паллиативному лечению. Сбить температуру, принять таблетку обезболивающего.
Это борьба со следствиями, а не с причинами. И в нашем случае этого явно недостаточно.
В конце концов, мы уже прогнали коррумпированного Януковича, нечистоплотного Азарова, алчных "младореформаторов" – и смогли убедиться, что смена лиц не тождественна смене правил.
Борьба с симптомами без устранения их причин бесперспективна хотя бы потому, что коррупция – это не только депутаты, министры или судьи.
Коррупция – это еще и миллионы простых украинцев, вынужденных преступать закон, чтобы просто жить и работать в существующей Украине.
В нездоровой стране коррупция оказывается неизбежной прокладкой между предпринимателем и экономической несвободой, между рядовым гражданином и абсурдной нормативной базой, между маленьким человеком и раздутым государством.
И в ряде случаев призывы "жить по закону", адресованные нашему обществу, выглядят откровенной издевкой: с таким же успехом можно призывать больного пневмонией отказаться от хрипов и кашля. Что, в принципе, осуществимо – но только если пациент перестанет дышать.