Переселенцы. Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен

Я сто раз начинала писать этот текст, не зная, ни каким он должен быть, ни с чего начаться. Единственное, что мне о нем известно: он должен быть. Чтобы его написать, я перечитывала старые записи, посты в социальных сетях, и в процессе выяснила, что собираю себя, как мозаику, по кусочку, по слову, до этого момента не подозревая, насколько же на самом деле разбита.

Возвращаясь взглядом

Кажется, уже миллион раз написано о том, как выглядит война глазами жителей зоны АТО, глазами переселенцев. Мир, окутанный черным дымом после обстрела; мертвый ребенок на потемневшем от крови асфальте; женщина, голосящая над телом матери, не успевшей добежать до убежища; мальчик, играющий осколком снаряда; кошка, с рычанием поедающая труп собаки… Постапокалипсис. Таковы условия, в которых живут оставшиеся за чертой — мы тоже так жили еще совсем недавно.

Мы смотрели, как ночь становилась днем, освещенная вспышками взрывов. Как сходили с ума от страха люди. Многим из нас приходилось хоронить своих покойников прямо возле подъездов многоквартирных домов, т.к. во время обстрелов даже мечтать не приходилось о том, чтобы предать земле родственников по-человечески. Мы стояли в очередях, и плакали над хлебом, купив сразу несколько буханок, потому что это была жизнь, потому что хлеба несколько недель не было в продаже, потому что самое большое счастье, как выяснилось: это мягкий теплый хлеб и чистая вода, которую можно пить, а не та, что развозят в бочках.

Мы верили в то, что наши города вот-вот освободят. Мы смотрели выпуски украинских новостей, мы вглядывались в лица киевлян и львовян, возможно, видели среди них и ваше лицо. Мы радовались и думали, что вы не знаете, насколько счастливы, и дай Бог, вам никогда не придется сравнивать и осознавать — насколько.

А еще мы занимались настолько страшными в Зазеркалье вещами, что порой самим не верится. Мы помогали армии. Инженеры, парикмахеры, журналисты, преподаватели, студенты, шахтеры… Мы становились корректировщиками, информаторами, подпольными волонтерами, друзьями по переписке, даже не знающими, как зовут бойца АТО, которому пишем… Мы верили в скорую — молниеносную — Победу. А потом поняли, что, может быть, освобождение не так близко. Было горько, но нам ничего не оставалось, как это принять. И мы решили уехать, покинуть свои дома, у многих из нас, собственно, нечего уже было покидать.

Мы рвались «оттуда». Со своей родины, где знаком и любим каждый дворик, каждый камень в нем. Где у дворовых кошек и собак всегда были клички, данные нами. Где остались пыльные улицы, темные терриконы, заводские домны, гордость и плод труда наших родителей… наша жизнь. Каждый пережил свой микро-ад во время бегства/эвакуации/выезда. И мы вырвались. Дав себе слово: никогда не забывать и не прощать «руССкий мир». И каждый раз, возвращаясь взглядом обратно, мы видим этот уродливый мир.

Параллельная реальность

Однако, в ужасе и смятении вырвавшись из «ватного мира», здесь, на вольной земле, мы обнаружили, что, оказывается, это нам нужно извиняться. За каждого убитого украинского воина. За слезы в глазах матерей, жен и сирот. Но чаще всего — за неловкость, возникающую у вас, жителей свободной Украины, в нашем присутствии. Это ведь не то горе, что можно утешить поглаживанием по плечу. Смотришь в глаза человеку и понимаешь: жизнь с нуля, расстрелянный мир, живое свидетельство ужаса, лезущего с Востока. Слишком страшно. Страх рождает вопрос: «Зачем ты в моей реальности?». И возникает параллельная реальность — та, где нас нет. Та, где есть орущее, требующее, алчущее стадо, выучившее только два слова: «отдайте бесплатно».

Переселенцы. Само слово навязло в зубах, и сильнее всего — в наших. Надеюсь, когда-нибудь оно исчезнет из общечеловеческого словаря за ненадобностью. За все это время так и не получилось донести, объяснить: мы не чувствуем себя переселенцами. У всех граждан Украины одинаковые паспорта и право жить на этой прекрасной земле. Она наша не только по праву рождения или гражданства — мы заслужили ее, выстрадали. Мы защищали ее, как могли. И тут, в Киеве и во Львове, Тернополе и Днепропетровске, Харькове и Полтаве, она не изранена войной, не пропитана кровью, не изрыта блиндажами. Она так похожа на ту, довоенную нашу землю.

Мы работаем. Да, не все по специальности, и далеко не всем нравится новое дело. Но донецкие-луганские всегда отличались выносливостью, такова уж воспитавшая нас суровая природа родного края. Мы не опустили рук, не отчаялись, а засучили рукава и отправились на поиски. Могли ли мы подпустить нужду к новому порогу — порогу, за которым спят наши дети, все еще кричащие во сне, когда им снится война?

Мы с удивлением слышим в беседе, читаем в социальных сетях: «Понаехали!», «Сами виноваты», и «Вы позвали войну!». Самые стойкие из нас находят в себе силы промолчать. И потом, ворочаясь без сна поздней ночью, мы думаем о том, как объяснить вам, что войну не зовут, она приходит сама, она врывается в твой дом, забирает сначала его, а потом и всю твою жизнь. Войну нельзя позвать или привести. Мы такие же, как вы — из плоти и крови, и не смогли остановить танки и «грады», как не смогли бы вы, приди война, не дай Бог, в ваши дома. Мы просто люди, имеющие такое же право на жизнь.

Мы доказываем это вам каждый день: когда идем с вами в один офис на работу и ничуть не хуже справляемся с ней; когда спешим за покупками в супермаркет у вашего дома и так же охаем над ценами; когда гуляем в парке, и наши дети строят замки из песка вместе с вашими; когда с тем же жаром отвечаем на самое лучшее в мире приветствие: «Героям слава!». Когда успешно интегрируем в новые громады, когда находим среди вас настоящих друзей, когда воплощаем в жизнь интересные проекты и создаем рабочие места.

Все, что нам нужно — чтобы не трогали наши раны.

Пусть они затянутся.

Приелось

Недавно я услышала фразу. Точнее, даже не фразу. Это было всего одно слово. «Приелось». Вот так односложно ответила мне дама, неглупая, интеллигентная, на вопрос о причинах безразличия, с которым порой приходится сталкиваться переселенцам. Приелось горе — его слишком много, оно однообразно, и вообще, вы же сами виноваты. Нам нужно помогать солдатам, при чем тут какие-то переселенцы, из-за которых солдаты, в общем-то, и гибнут, «если разобраться», сказала мне дама, работающая, искренне и до самозабвения, в одной из киевских волонтерских групп.

Я шла рядом с ней по вечерней улице, залитой ласковым светом фонарей, смотрела на нарядных веселых людей, вдыхала оттаявший после морозов воздух, и — не чувствовала ничего. То есть, ничего из того, что наверняка почувствовала бы еще год назад. Не было злости, раздражения, гнева. Только боль и усталость, но к ним привыкаешь настолько, что не всегда замечаешь.

Чужая боль приедается. На нее неприятно смотреть, если нельзя успокоить и помочь. И вы отворачиваетесь в метро, переключаете телеканалы, не желаете слушать. А у нас — пропала охота говорить. Мы по-прежнему уважаем вас, восхищаемся любовью, которую вы питаете к родным городам — мы ведь тоже очень любим свои. Но мы больше не можем уговаривать принять и полюбить нас. Это либо произойдет, либо нет.

Мы сделали самое большее, что смогли: остались честными. Годами мы пили из мутного болота лжи, и, найдя кристальный источник правды, мы не можем насытиться ею, напитать свои иссушенные тоской и страхом души. Так сложилось, что сначала из этого источника напиться пришлось именно нам — и первые глотки были мучительно обжигающими. Мы продолжим говорить эту правду: о том, что на самом деле произошло в 2014 году в Донбассе. О том, кто мы такие и почему не заслуживаем того, чтобы нас обижали и прогоняли.

Мы знаем, что мы удобная, идеальная мишень для обвинений и ненависти. Так же хорошо мы знаем, что всегда будет кто-то, кто скажет: «Вы виноваты сами. Уходите. Мы вас не хотим». Но пора открыть глаза и отыскать более подходящий объект. Тот, который этого действительно заслуживает, и который действительно привел войну и смерть в наш ОБЩИЙ дом.

Мы заплатили

Полтора — два года. За это время многие из нас, донецких-луганских, стали на ноги. Мы обжились, наш быт, пусть и на арендованных метрах, приобретает уют и домашнее тепло. Мы очень долго не могли заставить себя сказать: «Пойдем домой», имея в виду это «съемное» жилье, но мы научились. Еще мы научились ходить по улицам, не втягивая голову в плечи. Мы избавляемся от чувства вины за все, что происходит на Востоке. Потому что мы заплатили.

Мы заплатили слишком страшную цену, чтобы теперь самостоятельно нести ответственность за все, что происходит в Украине. Вы говорите, началось все с нас, «дореферендившихся» жителей Донбасса? Нет — учитывая спорность вопроса о том, какая именно часть жителей Донбасса «дореферендилась». Нет. Началось все гораздо раньше. Со слов «западенец» и «донбасер». С анекдотов о «хохлах» и «москалях» как представителях социальных групп в пределах одной страны — Украины. Это считалось нормальным, «добрым юмором», им полны народные юморески и даже детские сказки. Началось с национальной нетерпимости на территории одной страны.

Мы заплатили тем, что оказались ближе всех к медведю, вдруг вздумавшему взбеситься в двадцать первом веке. Тем, что это наши дети и родители умирали. Мы заплатили ранней сединой, боязнью резких звуков, поредевшими рядами друзей, потерянной связью с родственниками, дороже и ближе которых нам впервые в жизни оказалась Украина. Мы заплатили тем, что решились принести в жертву свою прежнюю жизнь. И знаете, что? У нас все будет хорошо.

Мы — отдали свои долги и не делаем новых.

Мы заплатили.