Абромавичус распознал главную черную дыру Украины размером свыше 100 млрд. грн.

Всего лишь за час беседы министр экономического развития и торговли Айварас Абромавичус отыскал в Украине более 100 млрд грн. Если бы было время, нашел бы и больше. Деньги утекают через государственные компании, которые зачастую доят люди, связанные с высшими властными кабинетами. Бывший литовский предприниматель Абромавичус избегает конкретных имен, но называет способ лечения: приватизация. Приватизация вне зависимости от цен и конъюнктуры.

Он также рассказывает, как запустить разные сектора экономики и поднять Украину с нынешнего 83‑го места в рейтинге условий ведения бизнеса до 17‑го. Звучит фантасмагорично или, по крайней мере, амбициозно. Правда, неизвестно, сможет ли Абромавичус участвовать в работе правительства и дальше: на текущей неделе парламент вызывает на отчет премьера и ключевых министров. Не все сохранят свои должности. НВ встретилось с 39‑летним инвестбанкиром на неделе, когда исполнился ровно год с того момента, как он начал работать в правительстве Украины.

— Когда вы только были назначены министром, то заявили: “Украина — самая коррумпированная страна Европы, и мы должны изменить это”. Вам удалось снять это проклятие?

— Вы пишете про коррупцию, боретесь с ней. А я борюсь с коррупцией через очищение от старых кадров, дерегуляцию. Чем меньше процедур, тем меньше лицензий, тем меньше коррупции. Когда мы сюда пришли, я понял, что с существующими кадрами ничего построить невозможно. Они из другого мира, другого пространства, мировоззрения, подходов и ценностей. Поэтому я сделал ставку на кадровую политику. Сократил штат на 50 %. Из 26 глав департаментов осталось четыре. У меня принцип простой: тот, кто приходит сюда на топовые позиции, не должен был до Евромайдана работать на госслужбе. Второе — претендент должен иметь западное образование. Третье — желательно с опытом работы в западной компании. А дальше я смотрю на его ценности и мировоззрение. Прошу: назовите троих человек из среды банкиров, инвестбанкиров, социальных активистов, аудиторов, антикоррупционеров, которые могли бы вас рекомендовать. И когда человек говорит, мол, я таких людей не знаю,— это сигнал. Я одного претендента спросил: “Как вы здесь оказались?” А он мне отвечает: “Так по мне уже решение принято. Мне звонили и сказали прийти к вам на короткое собеседование”.

— А вы ему: вас разыграли.

— У меня кадровая политика базируется только на моем личном мнении. Я с 18 лет занимался бизнесом. Много людей принимал на работу, со многими прощался. Особенно с амбициозными людьми из Восточной Европы, в том числе России, Балтии. В большинстве случаев с ними приходилось прощаться по причине того, что они не могли быть частью коллектива. С профессионализмом все хорошо, но как часть команды они просто “не прилипали”. Люди были конфликтными, не готовыми к командной работе. Чего я не замечал среди своих шведских, финских, норвежских коллег. Я говорил, что Украина — самая коррумпированная страна в Европе, и, к сожалению, мало что изменилось.

— Вчера Алексей Павленко, министр аграрной политики и продовольствия, сказал, что убыток госпредприятий в агросфере составил 3 млрд грн. Здесь же выявлено нарушений еще на сумму 12 млрд грн. А какой убыток генерирует все госпредприятия?

— Топ-100 госкомпаний сгенерировали в прошлом году убыток 115 млрд грн. Пятая часть госбюджета. Сейчас потери Нафтогаза меньше, поэтому в этом году, может быть, они [100 крупнейших госкомпаний] будут менее убыточны. Но исходя из стоимости активов, они должны быть не в минусе, а в плюсе, заработать 70 млрд грн. То есть дырка все равно получается в 100 млрд грн — это почти $5 млрд. Чтобы каждый год не вытягивать деньги из кармана граждан, лучше большинство таких компаний выставить на приватизацию. Ведь даже с неимоверными усилиями по привлечению качественных кадров ни мы, ни любая другая страна не найдет столько качественных руководителей на 1.827 госкомпаний.

— А есть конкретные имена покровителей, а не просто гипотетические люди, которые доят на миллиарды госпредприятия и препятствуют их приватизации?

— Приватизацию тормозят популисты. Что они хотят? Или сами приватизировать, когда они будут во власти, или просто заигрывают с электоратом, мол, неправильное время, это все отдадут олигархам. Я им в парламенте так и говорю: или мы все вместе — часть заговора и сидим на каких‑то схемах, или давайте голосовать за законы по приватизации.

— Но вы не называете имена тех, кто тормозит процесс, кто персонально ответственен за то, что приватизация множества объектов сорвана. Почему?

— Смотрите, есть часть прогрессивных депутатов, которые боятся — и я этого тоже боюсь — что, как ни сделаешь, будет плохо в любом случае. Плохо, что высасывают деньги из госкомпаний и сидят на потоках. А представьте, как будет плохо, когда те, кто сейчас накопили капитал, высасывая деньги из этих компаний, за эти деньги купят эти же активы.

— Ну так они к этому и ведут. Еще и обесценивают актив, чтобы приобрести дешевле. Потому и важно услышать их имена.

— Они необязательно хотят купить эти предприятия. Моей и Игоря Билоуса целью является то, чтобы самые крупные объекты, которые будут приватизироваться, все‑таки достались в конкурентной борьбе западным стратегическим инвесторам, которые привезут новые технологии, будут обновлять наши заводы и фабрики.

— Каковы ожидаемые потери в этой войне? Россия грозит с 1 января ввести запрет на ввоз аграрной продукции из Украины.

— Часть нашего аграрного экспорта на данный момент в Россию в общем объеме — 2 %. Ущерб будет от $421 млн до $600 млн. Но это не прямой ущерб. Это недополученная выручка. Часть этой продукции будет отправлена на другие рынки. Во всяком случае, вы понимаете, что эти потери значительно ниже, чем могли быть года три назад. Мы все‑таки учимся понимать, с кем рядом живем и имеем дело. Россия уже много лет является непредсказуемым партнером. Не только для нас, а и для других соседей: Турции, Литвы, Эстонии, Латвии, Молдовы, Грузии, Польши. Поэтому мы двигаемся вперед, но ожидаем самых жестких мер с их стороны. В Кабинете министров приняли решение, что в случае применения со стороны России вот таких недружеских приемов мы уже без согласования с парламентом примем зеркальные санкции.

— А у нас есть для этого запас прочности? Ситуация на международных рынках не очень благоприятна. Стоимость руды упала до рекордного минимума, дешевеет сталь. Почти на грани себестоимости работают аграрии. В сумме это половина нашей валютной выручки. Откуда возьмутся запасы, чтобы компенсировать потери?

— Касательно руды и стали я с вами полностью согласен. В ближайшие несколько лет для их производителей будут очень непростые времена. Мировая индустрия стали в очередной раз проходит через серьезный избыток мощностей, перепроизводства. Поэтому ценовая конъюнктура неблагоприятная. И нужно этот период просто пережить, дождаться того, как в мире где‑то начнется серьезный рост экономики или начнут сокращаться неэффективные мощности по производству стали. В любом случае это не краткосрочная перспектива. Как мы можем помочь своим предприятиям?

— Хороший вопрос.

— Помогаем чуть приподнять тарифы на железнодорожные грузоперевозки, чтобы стимулировать инвестиции в сектор. И уже по этим программам будет возможность закупать у наших предприятий 4–5 тыс. новых вагонов, чего уже не делалось давно, и модернизировать более 300 локомотивов, инвестировать в обновление полотна. И Укрзализныця уже объявила о 15 млрд грн капвложений. В энергетической сфере рассчитываем на поднятие “капекса” (капитальные вложения) в четыре-пять раз — от 12 млрд до 50 млрд грн. 90 % этих заказов получат местные производители. Худшие экономические показатели уже 6–8 месяцев как позади.

Одна из наших самых главных задач на следующий год — реформа контролирующих органов. Законопроект уже прошел первое чтение в Верховной раде. Закон о том, чтобы все контролирующие органы и их проверки координировались автоматически онлайн-системами при Минэкономразвитии. На сайте заранее становится видно, кто, когда, к кому и почему идет в гости. Мы уже в этом году поднялись на 83‑е место в мировом рейтинге легкости ведения бизнеса Doing Business. Два года назад были на 112-м.

— Это результаты 2014 года. Вы же работаете фактически с 2015‑го.

— Дата отсечки была — первая половина этого года. Уже к следующему объявлению рейтинга — это будет в октябре 2016‑го — мы спокойно выйдем на 46-е место. Еще через год — на 17‑е.

— С 17‑го места можно уже будет увидеть Сингапур.

— Это очень серьезно. Сейчас Литва на 21‑м месте.

— Сейчас мы вышли со 112‑го на 83‑е место. Как бизнес это почувствовал?

— 83‑е место — это все равно позорно. Потому что ниже нас из бывших стран СССР только Таджикистан и Узбекистан. Это не те страны, на которые мы хотим равняться. Поэтому, если мы на 83‑м месте, значит, бизнес еще ничего не чувствует.

— Еще одна большая проблема Украины — это ее неконкурентное образование. Возможно, это не те сферы, на которые вы можете повлиять. Но вот вещи, которые правительству по плечу. У нас неоправданно большое число вузов. Одних только аграрных университетов — более 20. В них учатся 130 тыс. студентов, из которых рынок с трудом принимает и переучивает до 10 тыс. Не целесообразнее ли это безумное количество вузов просто сократить?

— Конечно же, надо все сокращать. Стоит реально спросить у бизнеса, кто им нужен. Это раз. Второе — нужно сокращать эти наши устаревшие академии, которые пока что нам никаких нобелевских лауреатов не дали. Возьмем ту же самую аграрную Академию наук. У нас есть сельхозхолдинги с доступом ко всем новейшим технологиям, все их сотрудники ездят на стажировки в Америку, Германию, Канаду, Австралию. Эти молодые люди уже в сто раз больше знают, чем старые кадры в университетах. Финансовых возможностей у сельхозкомпаний больше, чтобы разработать что‑то новое, чем у этих академий. Потому нужно избавляться от неэффективных институтов.

— И это колоссальная экономия госсредств?

— Конечно.

— Я сейчас читаю книгу норвежского экономиста Эрика Райнерта Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. Она у меня с собой. Я хочу зачитать вам оттуда одну фразу и попрошу ее прокомментировать: “Европейцы рано заметили, что всеобщее богатство встречается только там, где сельского хозяйства либо нет, либо оно играет небольшую роль”. Иными словами, его мысль: страны, в которых аграрный сектор составляет основу экономики, редко бывают богатыми. Точнее никогда. Мы что‑то делаем неправильно или мы уникальны?

— Это проблема не аграриев. Они за последние годы привлекли много дешевого ресурса. Они могли бы стать примером для других отраслей, показать, как модернизироваться, как привести технологии. Возьмите тот же Мироновский хлебопродукт. Нет в мире подобных компаний, которые имеют такую уникальную интеграцию. Есть и другие компании. UkrLandFarming выращивает пшеницу, сою и кукурузу и своих кур, а некоторые продают через свою сеть. Мы не должны останавливаться. Это касается закона о рынке земли. Рано или поздно нужно позволить продавать пашню. Это будет один из самых мощных экономических толчков для развития страны. Но при этом мы должны искать возможность для развития других секторов. Чтобы к нам приезжали и не говорили, мол, у вас коррупция, плохая судебная система, рейдерство и слабая банковская система. Мы должны создать условия ведения бизнеса не хуже, чем у наших западных соседей.